«Сибирь горит» — звучит как название песни в стиле «русский рок». Горящие леса стали обличающим бездействие властей мемом, обошедшим интернет. «Экономическая нецелесообразность» тушения пожаров звучит неубедительно и раздражающе: кому это экономически нецелесообразно? А как насчёт людей, которые живут под куполом смога и дышат дымом? Ладно, что о людях «они» не думают, так и о природе тоже: в результате пожаров выделяется в атмосферу CO2, который способствует повышению температуры на планете, а также уничтожается часть «лёгких Земли», страдают и исчезают лесные популяции и биогеоценозы. В общем, даже если тушение пожаров по экономическому параметру не выгодно местному правительству, то кажется, что по всем другим — выгодно.
Тем не менее, подобные пожары — не редкость в истории Сибири. Например, в 1915 году там сгорело порядка 12—14 млн га (сравним с тем, что происходит сейчас — порядка 3 миллионов гектаров). Но если век назад говорить о сбрасывании воды с вертолётов не приходилось, контролировать пожар было сложно и естественным образом он распространился на широкую территорию, то почему бы сейчас не ликвидировать все очаги возгорания сразу?!
Почему не ликвидировать все очаги возгорания сразу?
Это нормально, что лес горит. Многие из сибирских лесов горели за последние 150 лет. Но «нормальность» — это плохой аргумент: многое, что было раньше нормальным, теперь — патология. Проблема кроется в другом. Когда леса не горят, они стареют, их способность естественного возобновления — снижается. Другими словами, становится много старых деревьев и мало новых, и образуется критическое скопление древесины — горючего топлива.
Если задуматься, то лес, особенно старый, в чём-то похож на пороховую бочку. А если ружьё висит на стене, то в конце акта оно должно выстрелить. В случае лесов лучше, если оно выстрелит рано, чем поздно: чем старше лес, тем сильнее пожары. А лес тем старше, чем больше мелких пожаров было потушено. Также в долго негоревшем лесу увеличивается высота подлеска. Огонь от него может доставать до крон деревьев, потенциально распространяя пожар на верхние ярусы и делая его сильнее. Поэтому тушение небольших пожаров создаёт больший потенциал для возникновения крупных пожаров, с которыми сложно совладать, и которые плохи как для природы, так и для человека. Именно поэтому можно считать, что решение не тушить пожары в зонах контроля, имеет смысл и помимо экономической выгоды.
Безусловно, на количество пожаров влияют люди — многие пожары были инициированы ими. Про текущую ситуацию в Сибири ходят слухи, что поджоги были сделаны, чтобы убрать следы незаконных вырубок. Но на качество пожаров — степень выгорания почвы, площадь распространения — влияют природные факторы, в том числе и возраст леса, количество сухостоя и т. д.
Выгоревшая лесная подстилка.
Лесные пожары — это часть биогеоценозов
Пожары — это не только «нормально», это неотъемлемая часть некоторых биогеоценозов, в том числе и некоторых лесных. Почти каждый лесной массив Сибири был сформирован в результате пожара, и можно сказать, что такие леса даже приспособлены к ним: кора некоторых сосен защищает внутреннюю часть ствола от повышенных температур. В результате пожаров формируется мозаичность почвы (одни земли выгорают, другие — нет), а это даёт шанс расширению биологического разнообразия; лес прореживается, давая пространство новым молодым деревьям. Таким образом он «омолаживается».
Одним из аргументов за тушение пожаров является то, что они разрушают существующие экосистемы. Но на их месте образуются новые, так как пожары инициируют смену биологических сообществ, следующих во времени друг за другом. Такую смену биологических сообществ, которая происходит в результате каких-то природных событий, принято называть сукцессией. Так, например, после пожаров в редкостойных (хвойных) лесах через несколько лет развиваются берёзовые леса, а они, в свою очередь, через 120—150 лет после пожара сменяются ельником (смешанными зеленомоховыми лесами). В Сибири из-за исторических пожаров распространились сосновые леса, на месте которых раньше было гораздо больше ельников. Сосняки же хорошо восстанавливаются после определённых пожаров без смены пород. В целом, структура и характеристики нового лесного сообщества будут зависеть от силы пожара.
У смены пород есть свой эволюционный смысл: разные доминирующие породы растительности потребляют разные питательные вещества из разных горизонтов почвы. Там, где для одной породы уже не осталось полезных веществ, другая найдёт для себя благоприятную почву. Таким образом пожары обеспечивают существование лесов на одних и тех же площадях тысячелетиями, а также в определённых условиях содействуют сохранению и повышению плодородности почв. В каком-то смысле это похоже на севооборот — чередование сельскохозяйственных культур на полях.
Лесной подрост и трава после пожара.
В 2000—2006 годах было проведено исследование, в котором измеряли влияние на сосновый лес возраста 120—250 лет различных степеней выгорания лесной подстилки. Сравнивалось обилие новой растительности на полигонах (200×200 метров) после пожаров высокой, средней, слабой силы. Растительность на них сравнивалась с таковой на контрольном невыгоревшем участке.
Исследование показало, что после пожаров средней силы (если оставалось 2—3 сантиметра недогоревшей лесной подстилки), растительность первого яруса быстро возобновлялась из-за сниженной конкуренции. Здесь число новых побегов деревьев по сравнению с контрольным участком возрастало, так как семена, оставшиеся в шишках, посредством огня высвобождались, попадали на удобренную углём и золой почву, где они приживались, в то время как семена, упавшие на слой мха и иголок в негоревшем лесу, имели гораздо меньше шансов на развитие — им было просто не достать до земли сквозь лесную подстилку. Также выживаемость молодых побегов была выше — из-за сниженной конкуренции.
Динамика появления всходов сосны обыкновенной в первые 5 лет после низовых пожаров 2000 года. Из графика видно, что после пожаров средней силы динамика появления всходов падает плавно, в то время как после сильных пожаров — падает резко, но, тем не менее, остаётся на значительных уровнях по сравнению с контрольной группой.
В первые годы после пожара резко уменьшается количество грызунов, которые портят корневую систему и шишки (хотя впоследствии популяции грызунов и других видов животных нижнего яруса восстанавливаются). Также улучшаются гидротермические характеристики грунта, особенно это важно для почв на территории вечной мерзлоты.
Разные леса, разные пожары
Некоторые местности совсем не могут восстановиться после пожаров, другие же наоборот приспособлены к периодическому выгоранию и восстановлению. Но многое зависит от силы пожара. Сильные, а также повторяющиеся пожары не особо хороши для лесов — в их результате может разрушаться грунт и ослабевать биологическое разнообразие.
Но судить о биологическом эффекте пожаров по одному лекалу вредно — разные лесные сообщества более или менее пирогенны, порождают разные экологические сукцессии. Так, в южной тайге пожары бывают часто, а послепожарные процессы протекают с потерей продуктивности леса. В средней тайге пожары более редки, но их интенсивность обычно высока из-за мохового покрова, они часто приводят к полному разрушению древостоев. Они могут кардинально поменять экологическую среду, структуру сообществ, характер почвенных процессов. Но при этом происходит перераспределение питательных веществ, улучшаются гидрологический и тепловой режимы почвы, предотвращается заболачивание. Поэтому однозначную экологическую оценку таким пожарам, как сейчас в Сибири, дать затруднительно.
Источник: